Из предисловия: в настоящей книге собраны материалы по процессу Ивана Окладского (он же Петровский). Этот процесс один из самых выдающихся и необыкновенных в судебной практике. Поразительна в этом процессе необычайная длительность преступления: начало совершения его относится к концу 1880 года, а конец — к февралю 1917 года; следовательно, длилось оно тридцать шесть лет с лишним.

Необычайна и личность подсудимого. Рабочий, выдающийся революционер, участник покушений на цареубийство, соратник Желябова Иван Окладский был судим военным судом в октябре 1880 года по процессу шестнадцати. В последнем своем слове он сказал: «я не прошу и не нуждаюсь в смягчении моей участи; напротив, если суд смягчит свой приговор относительно меня, я приму это за оскорбление». 30 октября 1880 года Иван Окладский был присужден к лишению всех прав состояния и к смертной казни через повешение. 2 ноября царь заменил Окладскому смертную казнь ссылкой в каторжные работы без срока. В момент произнесения помилования революционер Иван Окладский духовно был мертв. Умер Иван Окладский, но появился на свет некий «Иван», постепенно превращавшийся. Иван стал Ивановым, потом Александровым, наконец потомственным почетным гражданином Иваном Александровичем Петровским. Этот потомственный почетный гражданин в начале ноября 1880 года стал предателем. Он купил физическую свою жизнь ценой предательства. Он рассказал правительству все, что он знал о революционном движении своего времени; назвал всех, кого мог; открыл неоткрытые революционные замыслы; указал квартиры, в которых были динамитная мастерская и революционная типография; опознавал всех, кого предъявляли ему; разъезжал с жандармами по улицам Петербурга и открывал революционеров; сидя в крепости, перестукивался с соседями и полученные сведения передавал властям. Он оказал огромные услуги царскому правительству в борьбе с революционным движением; об огромности и ценности этих услуг можно судить по тому совершенно необычайному факту, что русское правительство цареубийцу, смертника, а потом вечного каторжника, выпустило на свободу всего на всего через два года с небольшим со дня вынесения смертного приговора.

Превращение революционера рабочего Окладского в предателя и провокатора Окладского является психологической загадкой, которая разрешима только в плане боязни смерти. Я не верю ни одному слову в рассказе Окладского о жестоких истязаниях, которым он подвергался в крепости и которые сломили его твердую волю. Приходится взять под защиту царское правительство и царских приспешников конца 1880 и начала І88І годов и сказать, что зверства, измышленные Окладским, не могли иметь и не имели места в действительности. Чрезвычайно странным представляется стремление Окладского именно так объяснить свое предательство, когда есть иное и очень простое объяснение. Что же может быть страшнее смерти? Ведь это же страшнее ледяных ванн и побоев. Смерть для Окладского была неизбежна, но ему посулили жизнь за предательство. Он и купил жизнь этой ценой. С этого все и началось, а затем все пошло, как по маслу. Предательство за страх превратилось в предательство за совесть. Из соратника Желябова этот человек стал преданным сподвижником Дурново.

В настоящей книге дана обширная автобиография, которую написал Окладский в заключении. Этому своеобразному документу нельзя отказать в интересе, но несомненно он должен подвергнуться солидной исторической критике, прежде чем будет пущен в исследовательский оборот. Конечно, в нем немало фактических сообщений, больших подробностей, которые соответствуют действительности. Это все такие детали, которых измышлять не было исключительной надобности Окладскому. Но вымысел в его признаниях — налицо, и не в малом количестве, — на всех тех страницах, где Окладский стремится сознательно к преуменьшению своих преступлений и к оправданию их.