Книга П. Я. Рысса — не просто воспоминание о 1917 годе, это попытка очевидца осмыслить произошедшее. Автор, будучи активным деятелем кадетской партии, непосредственным свидетелем и участником этих событий, он не только передает увиденное, а пытается осмыслить происходившее. Его записки — результат попытки осмыслить революцию, которую он всю жизнь готовил, а когда она произошла, оказался к ней совершенно не готов.

От автора: русская революция есть крупнейшее явление в жизни человечества за ​последние​ сто тридцать лет со времени Великой Французской Революции. Более того, последняя не ставила себе тех грандиозных задач, которые решила осуществить русская революция. Ибо Франция проводила в жизнь принципы политического народовластия, в то время как русская революция пытается изменить социальный порядок, на место буржуазного строя введя коллективистический. Если бы могла осуществиться утопическая идея, проповедуемая большевиками, мы имели бы пред собой эпоху, аналогичную той, когда народы Европы после веков борьбы заменяли патриархальный строй строем феодально-буржуазным. В этом случае величие французской революции померкло бы пред грандиозностью событий, развертывающихся ныне в России. Но я далек от предсказаний и не желал бы прибегать к историческим аналогиям. Моя задача сводится к другому: следя с исчерпывающим вниманием за событиями русской жизни, непосредственно участвуя в некоторых из этих событий, наблюдая природу зарождения, развития и угасания отдельных явлений русской революции, я хочу поделиться тем, что знаю, и теми выводами, которые кажутся мне правильными, с теми, кто интересуется Россией и русскими делами.

Переходя к вопросу о теме настоящей книги, я должен указать, что, помимо фактов и явлений, этой математики истории, существует еще психология событий. В невидимом зарождении этих событий, в спонтанности их проявления, в кажущейся необъяснимости отдельных фактов, как будто случайных и ничем не оправдываемых, и есть та психология событий, о которых я говорю. Лишь восстанавливая​ в памяти все необъяснимое, случайное и спонтанное, можно увидеть очертание историко-психологического явления. Мощный и больной гений Достоевского в «Бесах» дал нам пророческую картину будущей русской революции с ее болезненными отклонениями, с садизмом жестокости, с безудержностью недисциплинированной воли и вместе с тем — с фанатической верой в наступление царства Божия на земле, с эсхатологическими мечтаниями. В каких тайниках души родилась эта психология? Почему движимые ею факты столь часто давали результаты, противоположные желаемым? Вот на что, хотя бы приблизительно, я хотел бы дать ответ.