Из предисловия: пролетарский суд за истекшие пять лет отнюдь не играл только той роли, которая, казалось бы, должна была быть ему единственно свойственна по существу возложенных на него задач. Суд был, а тем более суд исключительный, каким был суд Революционного Трибунала, прежде всего орудием классовой диктатуры и самообороны пролетариата против его врагов. Отсюда вытекал неограниченно господствовавший в этот период в области судебной практики принцип полной свободы судейской совести, как в определении того, что преступно и что не преступно, так и в определении того, как должна реагировать государственная власть в лице суда на каждое признанное судом преступным действие того или иного гражданина в каждом отдельном случае. Суд был таким образом одновременно и творцом права. В то же время, он был однако и орудием политики. Этим объясняется пестрота приговоров того времени, не раз мягкость, а не раз чрезмерная суровость приговоров (ср. дело «тактического центра» или «церковников» и дело «Малиновского» или «Косырева»). В приговорах и в особенности в постановке обвинения более чем, где бы то ни было отражалась сущность и направление карательной политики. Отразить ее так, как она понималась в отдельные моменты — таково было первое соображение, которое в конце концов легло в основу решения вопроса о сборнике.

Второе соображение было еще существеннее. За истекшие года не было ни одной почти более или менее крупной стороны нашей общественной и политической жизни, которая не нашла бы своего отражения в судебных залах. Политическая борьба с контр-революцией в ее чистом виде, борьба с экономической разрухой, борьба с должностными преступлениями, вопросы торговой политики, наконец, отдельные эпизоды и факты, обращавшие почему-либо на себя общественное внимание, как это было с делом о самоубийстве инженера Ольденборгера — все отражалось в Трибунале, поскольку принцип «caveant consules»… был основным руководящим принципом всей политики наших судов.

Отразить в письменной форме печатных документов все эти наиболее крупные общественно-политические моменты нашей жизни и революции, как они выявились в судебной практике — таково было второе соображение. Конечно, гораздо лучше и гораздо ценнее с этой точки зрения было бы издание полностью стенограмм процессов. Это было неудобно, однако, по ряду технических соображений. Вот почему в результате остановились на издании вместе с обвинительными речами только кратких извлечений из обвинительных актов и изложении существа приговоров.